С минарета на город опускаются звуки вечернего азана – мусульманского призыва к молитве.

– Сколько живу, а все не знаю, что он там по-арабски кричит, – улыбается хозяин крошечной семейной гостиницы.
– Спешите молиться, спешите спасаться, – объясняет ему на ломаном английском какой-то эрудированный постоялец.
– Ну надо же, – турок приподнимает брови. – Шайин, иди тоже послушай, – подзывает он брата, – и принеси мне еще вина.

Мавзолей и рыбак
Бодрум за три тысячи лет пережил столько, что может позволить себе с напускным безразличием относиться к любой религии. Рядом с мечетями – эллинские развалины, а крепость Святого Петра – символ Бодрума – и вовсе построили крестоносцы.

Сачала тут был античный Галикарнас, родина Геродота. Галикарнасом правил Мавсол, тот самый, от чьего имени произошло слово "мавзолей" и чья роскошная гробница стала одним из семи чудес света. Горожане будут вас убеждать, что усыпальница не сохранилась. На самом же деле от нее осталось основание. Но один фундамент, по меркам Бодрума с его древнейшими памятниками, – это действительно совсем ничего.

Галикарнас много веков подряд ходил по рукам, пока султан Сулейман Великолепный не присоединил его к Османской империи. После этого город превратился в глухую провинцию и про него надолго забыли. Только в XX веке стамбульская богема кинулась скупать тут земли.

Моду на Бодрум ввел "турецкий Хемингуэй" Джеват Шакир Кабаагачлы. Выпускника Оксфорда и юного вольнодумца сослали в эти места в Первую мировую. Эгейское побережье пришлось ссыльному по вкусу. Когда срок ссылки истек, он никуда не поехал, а взял псевдоним "рыбак из Галикарнаса" – Халикарнас Балыкчысы – и до конца жизни писал рассказы о Бодруме. Впоследствии их растащили на цитаты авторы туристических буклетов и от себя добавили, что Бодрум – это "турецкий Лазурный берег" или "турецкая Ибица". Первое подразумевает, что Бодрум – место отдыха турецких селебритиз и интеллигенции, второе – что в Бодруме бурно кипит клубная жизнь. Соперничать с дискотеками Бодрума на Эгейском побережье не боится только Мармарис.

Дни и ночи
Мармарис обожает трюки с переодеванием. Днем это пляжи. Над пляжами нависают горы, поросшие соснами. Узкую полосу между холмами и морем оккупировали виллы и гостиницы. Оттуда мамы выводят за руку малышей, обмазывают их от макушки до пяток кремом от загара и отпускают строить песочные замки.

Ночью Мармарис не узнать. Он кричит и светится. Грохочет музыка, неоновые вывески слепят глаза, зазывалы тянут за руки в свои заведения. Так будет продолжаться до утра и повторится на следующий вечер.

Трубы и базары
Отдохнуть от дискотек можно, продвинувшись вглубь провинции, в ее столицу – Муглу.

В Мугле всего две гостиницы, и те трехзвездочные. Городу дела нет до туристов. Он просто благосклонно позволяет прогуляться по своим тесным улицам, увидеть роскошные фасады старинных домов со строгими прямоугольниками рам и порталов.

Изначально город был византийским. В XI веке его захватили сельджуки. Прежние хозяева не успокоились и спустя шестнадцать лет отвоевали город. Через несколько веков Мугла уже окончательно отошла к османам. Но греки и турки мирно сосуществовали тут вплоть до начала XX столетия. В итоге часть построек в городе в греческом стиле, а остальные – в традиционном турецком.

Один из городских кварталов – Сабурхане – объявлен архитектурным заповедником. Если подняться на холм, на котором расположен Сабурхане, и посмотреть вниз, то покажется, что на вас смотрят тысячи овец. Это печные трубы из белого камня с прокопченным дымовым отверстием посередине и парой вислых черепичных "ушей" по бокам. Между "овечьими головами" торчат минареты мечетей. Самую молодую от самой старой отделяют пять столетий.

Чтобы лучше понять, что такое традиционная оттоманская архитектура, нужно заглянуть в Дом матушки Хафизе (Hafize Ana Evini), которому больше двухсот лет.

Район Араста – это старая рыночная площадь. Здесь по сей день теснятся лавочки башмачников и скорняков, в крошечных салонах орудуют ножницами говорливые парикмахеры, а из дверей закусочных стремятся наружу многообещающие ароматы. Впрочем, настоящий базар с подвижными как ртуть торговцами в Мугле разворачивается только по четвергам.

Над неповторимым восточным колоритом Арасты возвышается башня с часами. Вот уже полтора века они исправно отсчитывают каждую минуту. Часы соорудил греческий мастер Филвари-Уста. Некоторые турецкие путеводители упорно называют Филвари русским часовщиком, и эта неточность почему-то кажется весьма приятной.

Одно досадно – в Мугле нет моря. Зато воды и пляжного гедонизма в достатке в курортном городке Фетхие.

Яхты и йога
Эгейское море оплетает Фетхие узором восточного ковра. Береговая линия выгибается бухтами, вытягивается полуостровами, сворачивается клубками лагун. Море прячется между отвесными горами, покрытыми густым сосновым лесом и насквозь прогретыми солнцем.

В Фетхие находится одна из лучших гостиниц Турции – Hillside Beach Club. Иностранцев здесь мало. Отель строился для своих, здесь все делалось для приверед.

У гостиничной пристани дремлют яхты. Их хозяева в мраморной прохладе каминного зала вполголоса обсуждают дела. На пляжах нежится золотая стамбульская молодежь. Это чинная и респектабельная Турция.

Лучшее место в этих краях – принадлежащий "Хиллсайду" пляж Серенити-бич, до которого можно добраться на моторном катере-шаттле от основного пляжа минут за пять. На Серенити-бич не пускают детей, чтобы те не нарушали дзен. Тут всего с десяток лежаков, и об этом пляже мало кто знает. Единственное, что помешает уединению, – тихие шаги официанта, который принес свежевыжатый сок, или деликатное кудахтанье диких кур, решивших подойти поближе. Вечерами на Серенити-бич дают уроки йоги с видом на закат.

В гостинице можно арендовать яхту-гулету, традиционное османское судно. Капитан покажет вам синие лагуны, в которых вода настолько чистая, что видно, как на пятиметровой глубине суетятся рыбы.
Прочим обитателям Фетхие суета неведома, и вас они тоже быстро отучат от этой пагубной привычки. С эгейского побережья Турции привозят, помимо ровного загара, блеск в глазах и плавность движений, потому что это не массовый комбинат отдыха, а, скорее, маленькая частная лавка. Ручная работа.